одним куском и много сразу

[store]

1. Вчера или еще немного раньше мне снился парк. Я что-то делаю в этом парке, но больше гуляю. Я натыкаюсь на толпу, стоящую перед тремя дорогами, и толпа эта стоит потому что сейчас будут гонки, часть толпы побежит. В конце ждет что-то хорошее. Я вдруг решаю присоединиться, потому что, во-первых, фоновым сознанием я знаю, что это сон, и я могу творить что угодно, а во-вторых, я вижу вдали или табличкой над одним из путей - короче, я решаю, что, если бежать по средней дороге, я доберусь до Иггдрасиля. Или хотя бы до большого интересного дерева. Но сон смешанный и бестолковый, поэтому на продолжение остатка сна я просто бегаю по каким-то дурацким дорожкам, и самое увлекательное - отметки на краях дорожки, большие стеклянные шары разных цветов. На повороте, например, у дороги просто лежат четыре-пять разноцветных шаров размером с большой мяч.

2. Сегодня помню огромный огород и соседнюю ферму. Вроде бы как у тёти, но одновременно решительно не так, все смешано. Вроде бы поздняя осень: мерзлые помидоры и полуголые грядки. Неопрятно. У соседки не просто сарай с коровами да куры, а ферма дворцового масштаба, с налетом стимпанка. Между участками забора почему-то нет, можно проходить, и солома из коровника попадает в огород.

3. Потом снились дворцы и библиотеки, по которым мы ходили с друзьями и одноклассниками. Архитектура дворцовая, книг много. Помещения с низкими потолками наполнены книжными шкафами, у них большие высокие окна. На полках есть знакомые книги: что-то из MGH. Книги стоят так красиво, что я хочу их сфотографировать, чтобы показать, как правильно они должны стоять. Внизу помещение с высоченными потолками и колоннами, с несколькими уровнями со ступенями. Какая-то зала. Можно прятаться за колоннами и целоваться.

Потом в какой-то момент на границе зрения возникает нечто страшное, тени злодеев в шляпах, что ли, которые охотятся за теми, кто неаккуратно делает что-то (конкретное, не уверена, что) в своих снах. В моем случае, полагаю, я пытаюсь спрятаться, телепортироваться в похожее, но другое место, чтобы подруга не смотрела столь неодобрительно (завистливо?), и я могла спокойно пообниматься с К. на фоне мрамора. И, видимо, я делают это (телепортируюсь) как-то очень неловко, и нас заметили, нас съедят (?). Что остается делать - я пытаюсь сбежать еще, потому что не хочу попадаться в эти черные, похожие на липкие тени, лапы. Сбежать невозможно: один сон как один прозрачный кусок для этих существ, и приходится бежать на одном месте: я думаю, можно сбежать в другие сны, сбежать вместе с К., потому что сон уверен, это его сон тоже, и его могут сцапать. Я вцепляюсь в К., он меня хватает на руки, и я приказываю ему бежать из всех сил, несмотря на то что перед нами в сотне шагов просто стена с зеркалом: еще не добежав до туда, мы просто повернем сон вокруг себя, и окажемся в другом месте, но это сделать проще, если начать бежать.

Спрятаться не выходит, потому что тени в шляпах с легкостью скользят за нами. Я прыгаю из сна в сон, но тени нас настигают, и я, чтобы оторваться от них, "бегу" все быстрее, в конце-концов так, что даже не выныриваю с изнанки снов, и мы висим и мчимся одновременно в сером-бесцветном пространстве. Но и это не спасает, потому что тени практически живут там. И я не пытаюсь вырваться, проснуться, а решаю сбежать в чужие сны, бегу словно в перпендикулярном направлении уже от всех своих снов (да, тут больше трех измерений, точно больше), и чем дальше, тем, значит, менее похоже. Это очень сложно, мне кажется, что, чтобы получилось, мне приходится окунаться в какое-то безумие - не безумие на самом деле, но такое чужое, что для меня это безумие - с моих губ слетают слова, звуки, которые я совсем не понимаю. У меня такое чувство, что мы движемся сквозь кисель из серой паутины. Тени отстают. Как только я решаю, что они полностью нас потеряли - очень четко, как будто последняя тончайшая ниточка оборвалась, - мы выныриваем в сон из пространства между. И кажется, что практически все равно, куда, потому что держаться в "лимбе" сложно, страшно, как будто одна часть тебя сходит с ума, ибо только она может тянуть тебя сквозь, а другая пробует удержаться на плаву и контролировать безумие.

Мы выныриваем и расцепляемся. Я стараюсь раскрыть глаза навстречу К., вижу, как он смотрит на меня, смотрит вниз на свои руки... он издает стон какого-то бессловесного ужаса. Я вижу его, и передо мной стоит, проще говоря, инопланетянин. Он в основном бело-голубого цвета, гуманоидной формы, но словно сделан по модели с экзоскелетом, а не костями и кожей, он лоснится и блестит, подобно металлу, мокрой лягушачьей коже и мягкой змеиной бархатной коже одновременно. Он длинный, худой, изящный, элегантный, как лучшая современная техника, помимо белого с голубизной в нем есть немного красного и совсем чуть-чуть бирюзово-зеленого. Кажется, он во что-то одет ниже талии. Я смотрю его руки с тонкими пальцами с красными то ли ногтями, то ли подушечками, поднимаю к глазам свои руки - и у меня такие же. Со слишком большим количеством пальцев (кажется, их семь). Но это не наш, это чужой сон, и это всего лишь сон, поэтому нечему удивляться, я беру его за руку, снова приближаюсь к нему и поворачиваюсь в сторону, чтобы увидеть лучше то, что я заметила за его спиной. Я уже вижу, что мы стоим в очень большой зале на одном из верхних этажей очень высокого здания, по периметру прозрачные стены-окна с тонкими переплетами, помещение скорее металлическое, светлых голубовато-зеленоватых тонов, вызывающее мысли о теплой металлической керамике больше, чем о чем-то другом. Очень "хай-тек", иначе не скажешь. Через окна виден город, он светлый, тоже из стекла и металла, здания немного разные, но все очень высокие, достаточно близко друг к другу, что плохо видно в даль. Мне кажется, что город не только лучше освещен немного другим солнцем, но он белее, зеленее, чем наши города, и зелень это не только оттенок материалов, но и проглядывающие растения. Я обращаю внимание внутрь помещения, и это что-то вроде конференц-зала в форме амфитеатра. Мы одни из гостей, и я слегка тяну К., которого я узнаю и отличаю от других несмотря на то что он выглядит больше похоже на белого жука-рогача с длинной шеей, на белый корень в коже, я пытаюсь намекнуть ему, чтобы мы "играли" по правилам этого сна, ведь это не наш сон, почему бы не посмотреть. Мне приходится расслабленно-сосредоточиться, чтобы увидеть все окружающее: оно пытается ускользнуть и не проявляться, это типичная "слепота сна", когда просто не видишь часть, но мне очень хочется открыться, увидеть. Мы попали ровно в тот момент, когда все сидят на местах или стоят рядом и повернуты в сторону проема, в который войдет ведущий конференции или главный приглашенный. И мы возникаем за спинами всех, но за несколько мгновений до того как входит главный в этом мероприятии. С точки зрения остальных мы просто не прошли на свои места. Как будто так рассчитано, что мы попадем в это "слепое место" сна. Сон продолжается некоторое время, когда мы уже садимся на места и слушаем выступающего. Страшно интересно слушать, и я тем более в восторге, что это удивительно спокойный и упорядоченный сон, но я ускользаю и просыпаюсь, как будто мне просто было сложно удержаться внутри этого чужого сна.

4. В тот же день снилось, что я летом, где-то в деревне, в лесу. Очень жарко, сухо, все пышное, но слегка желтеющее и шелестящее. Я иду сквозь перелески с мамой, но сон быстро теряет эту нить, и я уже иду в сторону, где, как я подозреваю, клад. Но мимо меня мчится всадник, и он мчится в ту же сторону. Он доберется туда раньше! Мой клад! Я тыкаю в сон и требую с него лошадь, срочно. У меня появляется лошадь, я пытаюсь догнать его, но за ним следует милиция, и он, притворяясь, что его подозревают ошибочно, сворачивает налево (клад в сторону за прудом вправо). Я не могу следовать прям за ним, мне тоже надо притвориться, что он мне совершенно не нужен, и когда он сворачивает вниз под пригорок, я гоню лошадь вверх. Я оставляю ее у дома наверху и захожу внутрь будто туда мне и надо. Не помню точно, но, кажется, я заставила сон поверить, что это моя халупа, там мой непутевый брат. Я прохожу сквозь дом и иду вниз с пригорка в сторону начала села, где я должна пересечься с тем мужчиной. Я вижу как он поворачивает в сторону кабака, что ли - прочь. Но это не важно, потому что он все равно хочет сокровище для себя и проедет мимо меня. В этой части сна клад явно опасен в одиночку, ибо иначе почему я не бегу туда сама, а жду мужика? Он немолод, 40-50 лет, тощий, с жидкими торчащими в стороны светлыми выгоревшими волосами, несколько неприятными резкими, обветренными чертами лица, на нем заношенные пыльные штаны, выгоревшая рубаха в клетку и шляпа.

В конце спуска лестница, и я приостанавливаюсь, сажусь почти на последнюю ступень. Мне надо не только чтобы он меня не узнал, но мне надо стать "частью пейзажа". И я становлюсь просто другим персонажем. На мне что-то тоже существенно поношенное и потрепанное, закрытые сандалии с носками (из красной задрипанной кожи), я, наверно, школьница последнего класса или только закончила школу. Я знаю, что у меня не длинные, растрепанные почти белые мягкие волосы и почти прозрачные голубые глаза - выгоревшая на солнце сельская девочка. У меня даже, кажется, есть панамка. Я сижу на ступеньках и смотрю перед собой. Жарко, очень пыльно, я, кажется, сижу в жидкой тени куста или дерева у дороги. Передо мной проносятся дети средних классов, они останавливаются и играют на дороге. Все исключительно бедное, но не совсем нищее, а словно богатых просто нет, как в Советском Союзе. Я сижу и пытаюсь погрузиться в чувство пустоты и тупости, я вживаюсь в свою легенду. Дети знают меня, и я им решительно не интересна, я никому не интересна ни в каком виде.

Я слышу громкие разговоры, ругань, и вижу, как выходит моя цель. Он, конечно, что-то задумал, мне кажется, он приходил показаться, что он ничего хуже обычного не замышляет, чтобы другим мужикам казалось, что он творит свои мелкие авантюрные делишки как всегда. И, думаю, он заходил взять или даже прикупить чего надо в "деле". Он выметается прочь от толпы мужиков, подходит к катушке от проводов, которая, как стол, стоит у дороги. Приближаются какие-то детишки, которые ищут, как всегда, мелкой выгоды, бездельники. Вроде меня. И я тут сижу рядом, едва поднимая глаза на это вроде бы что-то новое, но не очень. "Мой" мужик смотрит на этих неприкаянных придурков, говорит, мне нужна помощь в одном маленьком, но важном деле. Видит, сидит туповатая девочка, машет рукой и мне, мол, сделай эти несколько шагов сюда, и ты слушай. Девочку (меня) зовут, кажется, Лена, и Лена эта - просто безвольное создание, не делающее ничего кроме существовать. Даже пошевелиться ей как-то не хочется. И Лена делает что-либо не потому что есть желание, а потому что не делать доставит больше проблем. Мужик обводит взглядом нас, нас человек шесть подростков, и спрашивает, кто что умеет, потому что ему нужно выбрать, кого с собой взять сделать кое-что, а с этого нам перепадет, если будем делать все, как он говорит. Это такой мир, что о насильниках и думать не приходится, мало того, я точно знаю, что происходит, поэтому я даже не шевелю своей обгорелой, в цыпках, ручкой. Один мальчик начинает вещать о том, как он все может, перечисляет мальчишеские геройства. Мужик смотрит, видимо, ему такой не нужен. Я сижу рядом, туплю. "Ну, а ты?" - говорит он мне.

Я мычу, медленно, без особой интонации и выражения, сообщаю, что умею готовить. Немного. То есть, еду (ничего интересного, но еда как еда). А, могу убираться, немного умею шить, могу штопать. Могу работать в огороде. Мужик на меня смотрит терпеливо, но с таким выражением, что видно, он знает, что ожидать от этой стабильно пассивной, вялотекущей по жизни девочки. Но это мой сон, и я-то знаю, что я для него хороший кандидат, потому что живу с придурошным братом, а значит, не совсем бестолковое дитя, мне приходится жить, и я держусь на плаву, но в то же время я не один из его собутыльников, который считает себя хитрым и который бы стукнул его в лесу, чтобы дорваться до клада. Он спрашивает, а что я буду делать? Я сообщаю, совсем слегка оживившись, что вроде бы хочу пойти в ПТУ, чтобы работа была, говоря, или имея в виду, что без этого быть мне без работы и без еды или на такой совсем кислой работе, что проще подучиться, чтоб хоть как-то жить. Когда я видела его вдали, ругающимся с другими, я услышала, как он в конце послал этих мужиков по-английски, и послал весьма эффективно, на что они его обозвали в ответ, мол, слишком умный. Не моргнув, я продолжаю таким же тоном, что я говорила о способности варить суп, но на английском языке, запинаясь и слегка подтормаживая, но каждый раз исправляясь на грамматически верный вариант, что я еще могу сносно говорить по-английски и переводить что угодно, если я бы поняла то же самое на своем родном русском. Я даже заикаюсь пару раз, повторяя одно слово трижды, но это достаточно неожиданно, что я надеюсь его заинтриговать. Согласно сюжету, у всех в школе был иностранный язык, просто по какой-то неразгаданной причине девочка Лена не просто сидела на уроках, а действительно его усваивала. Возможно, она также ходила подремать в местную библиотеку, где от скуки перечла всю иностранную литературу, потому что она настолько безэмоционально ленивая, что ли, что у нее это переросло в безразличное терпение, и терпения этого хватает на все, если хоть чуть пошевелиться. Это мой сон, он интересный и мне подчиняется, поэтому я бы в итоге добилась своего, но тут прозвонил будильник -_-